Обыкновенный какбизм

Бытовое определение частицы КАК БЫ характеризует ее как слово-паразит. Это определение выражает недовольство чрезмерным употреблением КАК БЫ в духе “культурные люди так не говорят”. Однако очевидно, что данное определение расплывчато (что такое “слово-паразит”?), непродуктивно (“слово-паразит”, ну и что дальше?), противоречиво (КАК БЫ пришло к нам именно из речи “среднекультурных” людей). Между тем, КАК БЫ плотно вошло в язык современного русского общества; по данным рунета, в Сети зарегистрировано около 4 млн. употреблений КАК БЫ, что сближает его по частоте с такими “вездесущими” словами, как “который”, “куда”, “самый”. И это в письменной-то речи, которой КАК БЫ в принципе несвойственно! Да и употребляется КАК БЫ хоть и автоматически, но в определенных позициях в предложении и с определенной целью. Поэтому очевидно, что “невинная” маска слова-паразита не подходит КАК БЫ, которое служит симптомом куда более серьезных речемыслительных и культурных процессов. Неудивительно, что такие разные современные мыслители, как Вадим Руднев и Михаил Эпштейн, обращаются к этому, казалось бы, периферийному явлению.

Целью данной статьи и является краткое изложение рудневской и эпштейновской концепции КАК БЫ, а также попытка найти противоядии против этой чумы XXI века.

Руднев (в “Энциклопедическом словаре культуры ХХ века”, М., 1999) рассматривает КАК БЫ в оппозиции к другому подобному выражению - НА САМОМ ДЕЛЕ. Первым делом он дает социолингвистическое определение этих выражений, как характеризующих различные поколения русских интеллигентов: НА САМОМ ДЕЛЕ - отличительная черта поколения, выросшего в 1960-х гг. и реализовавшегося в 1970-х гг., а КАК БЫ - поколения, выросшего в 1980-х гг. и не реализовавшегося в 1990-х. Несмотря на некоторую узость подобного определения (КАК БЫ говорят далеко не только те, кого принято называть интеллигентами), все же отметим (по результатам полевых исследований), что в речи лиц с низким уровнем языковой компетенции КАК БЫ встречается довольно редко.

Руднев определяет говорящего НА САМОМ ДЕЛЕ, как реалиста-экстраверта, “который знает или думает, что знает, чего он хочет”; “говорящий НА САМОМ ДЕЛЕ более чем уверен в своих словах, и в том, что реальность можно описать истинными высказываниями, отбросив ложные”. Поэтому для речи говорящего НА САМОМ ДЕЛЕ характерна схема выражения типа

На самом деле, все ясно, все обстоит так-то и так-то

Например:

(1) На самом деле белые медведи - белые.

Говорящий НА САМОМ ДЕЛЕ уверен не только в том, что суждения типа (1) верифицируемы (то есть проверяемы эмпирически), но и большинство суждений может быть подвергнуто верификации, а значит, возможен идеальный язык, состоящий только из истинных высказываний. Следовательно, все проблемы - от недоработанности этого языка, и все нужно решить про помощи авторитета НА САМОМ ДЕЛЕ, уверенности в объективной реальности и “пары формул”.

Что же касается речевой стратегии КАК БЫ, то “это - стратегия неуверенности и неопределенности, но претендующая на большую глубину по сравнению с разговором на языке НА САМОМ ДЕЛЕ”.

В характерологическом плане “какбист”, в противоположность “насамомделисту”, - аутист-интраверт, для которого “существование реальности, и вообще существование чего либо далеко не бесспорно”. В отличие от кортезианца (с его cogito ergo sum) и солипсиста (с его уверенностью, по крайней мере, в собственном существовании), какбист вполне может сказать: “Я как бы не существую” (ср. знаменитые слова Деррида: “Возможно, я мертв”).

Мышление КАК БЫ, по Рудневу, является массовой адаптацией разрабатываемой во второй половине ХХ века семантики возможных миров. В ней, как и в других многозначных логиках, не действует закон противоречия. В классическом виде этот закон делает невозможной конъюнкцию (соединение) противоположных высказываний, то есть возможно “р или не-р” (р V ~р), но неверно “р и не-р” (р ? ~р). В мышлении КАК БЫ возможна эта конъюнкция “как бы р и как бы не-р” (значка для модального оператора КАК БЫ мы еще не придумали). Рассмотрим в свете вышесказанного два суждения

(2) 14 марта мы на самом деле выбирали Президента РФ

(3) 14 марта мы как бы выбирали Президента РФ

Очевидно, что нельзя сказать “14 марта мы на самом деле выбирали и не выбирали Президента РФ”, но возможно высказывание “14 марта мы как бы выбирали и не выбирали Президента РФ”. Закон двойного отрицания (р = ~ ~ р) в мышлении КАК БЫ также не имеет силы. То есть, можно сказать, что “неверно, что 14 марта мы на самом деле не выбирали Президента РФ”, но нельзя сказать “неверно, что 14 марта мы как бы не выбирали Президента РФ”.

“В этом смысле оператор КАК БЫ родственен классической модальности “возможно”, но не совсем. Понятию “возможно” противостоит понятие “необходимо” (неверно, что возможно)”.

Таким образом, какбист отрицает не только истинность любого утверждения, но и саму процедуру отрицания. Он считает, что так как “сомнение и так фундаментально и универсально, нелепо было бы сомневаться и в отрицании”. Этот факт мы запомним для наших дальнейших размышлений.

В заключение, Руднев указывает, что сознание КАК БЫ - это сознание классического постмодернизма, с его размыванием границ между реальностью и описывающим ее текстом. Руднев добавляет: “В настоящее время мышление КАК БЫ себя исчерпало, но что будет дальше - неизвестно”. Эту фразу мы тоже запомним.

Эпштейн (“Философия возможного”, С-Пб., 2002, “Проективный философский словарь”, С-Пб, 2003) определяет КАК БЫ, как “философему, обозначающую условно-симулятивную, “кажимую” природу мироустройства внутри определенных культур и социумов”. Эпштейн дает английский перевод КАК БЫ - “as if”, корявость и неточность которого показывает, что КАК БЫ - принципиально непереводимое понятие, присущее только русскому языку.

По Эпштейну, КАК БЫ “означает: “может быть да, может быть нет”, то есть содержит смысловой континуум всех переходов от “реального” к “фиктивному””. “Ум, богатый опытом веры и сомнения, надежды и страха, не торопится переводить предположение в актуальное изложение факта”, - говорит Эпштейн. Сразу вспоминается рудневское утверждение о том, что мышление КАК БЫ претендует на большую глубину, то есть на то, чтобы быть сильным членом в оппозиции КАК БЫ - НА САМОМ ДЕЛЕ.

Эпштейн рассматривает КАК БЫ в двух планах - социополитическом и метафизическом, причем во втором случае КАК БЫ коррелирует с другой категорией - НЕДО-.

Исторически, мышление КАК БЫ, как показывает Эпштейн, не является прерогативой последнего поколения советских интеллигентов. КАК БЫ свойственно российскому обществу со времен Петра, то есть с начала планомерной европеизации России. Наиболее ярким примером являются знаменитые потемкинские деревни, которые по ходу истории превратились в как-бы-выполнение Госплана, как-бы-выборы в Верховный Совет, etc. Эпштейн указывает, что разные мыслители всегда понимали “кажимость” (ср. с концепцией “петербургского текста” В.Н. Топорова) большинства достижений русской культуры и государственности. Например, славянофил И. Аксаков (вот уж кого нельзя обвинить в русофобии): “Все у нас существует будто бы, ничего не кажется серьезным, настоящим, а имеет вид чего-то временного, поддельного, показного, и все это от самых мелких явлений до самых крупных. У нас будто бы есть и законы и даже 15 томов свода законов... а между тем, половина этих управлений в действительности не существует, а законы не уважаются”.

В 1990-х гг. КАК БЫ проявляется в общественном ритуале под названием презентация. “В беднеющей и распадающейся империи каждый день проводятся торжественные “презентации”: то презентируется торговая биржа, то совместное предприятие, то кинофестиваль, то выставка, то новый журнал, клуб, партия, движение, ассоциация… Все это - формы западной цивилизации, которых Россия заждалась за 70 лет общественного вакуума и жадно втягивает их теперь: но в значительной своей части они не прививаются, а именно что презентируются, как некогда “потемкинские деревни””

КАК БЫ, ставшее фирменным словцом российского общества, - знак “стирающихся граней между есть и нет” (ср. с рудневским замечанием о неприменимости бинарной логики к мышлению КАК БЫ). В связи с этим Эпштейн соотносит КАК БЫ с другим философским концептом НЕДО-, который характеризует российский цивилизационный проект вообще. “В России НЕДО- (недовершенность, недостроенность материального и социального обустройства) выступает, как важная категория национального миросозерцания и самосознания”.

В противоположность Западному проекту, говорящему Великое Да миру, и Востоку, выработавшему интуицию его отрицания, в России сложилась “парадоксальная традиция одновременного утверждения и отрицания позитивного мира”. “Россия страстно, лихорадочно, неистово конструирует мир позитивных форм - политики, истории, экономики, культуры - и одновременно “деконструирует” их, открывая за каждым знаком пространство НЕДО- - полуотсутствия и полупустоты”.

На основании вышесказанного можно, например, понять, что западная русофобия имеет под собой определенные основания. Мы действительно угрожаем позитивности Европы, причем не блоковским романтизированным революционным хаосом, а именно этим КАК БЫ и НЕДО- (что, кстати, неплохо показано в “Македонской критике французской мысли” В. Пелевина). Но самое главное - мы угрожаем самим себе! Причем не смертью, как считают некоторые эсхатологии (недотыкомка, как мы помним, со смертью исчезает), но вечным кошмаром условного наклонения. Поэтому предлагаю спуститься с олимпийских высот рудневской и эпштейновской дескриптивности и подумать, возможна ли такая критика КАК БЫ, которая помогла бы избавиться от этой зловредной частицы.

Автор статьи прекрасно осознает, что не в его силах повлиять на ситуацию внешними методами, то есть изменить социальные, политические и культурные реалии, обусловливающие употребление КАК БЫ. Поэтому предлагает обратиться к конкретному носителю языка.

При этом мы будем рассматривать КАК БЫ в русле рудневского определения КАК БЫ, как типично постмодернистского явления. Весьма удобным представляется использование терминологии психоанализа. В таком случае мы имеем дело с как-бы-неврозом, которому требуется соответствующая терапия. Но проблема в том, что по сравнению с классическим сеансом психоанализа, в котором осознание причин невроза пациентом становится излечением, в современной ситуации, как отмечает Славой Жижек (“Хрупкий абсолют”, М., 2003), в сам невроз входит объяснение его причин. То есть даже прочитав и усвоив статьи Руднева и Эпштейна, мы все равно не перестаем говорить “как бы”. Не помогает и самонаблюдение, в котором, правда, выясняется, что помимо всего прочего на употребление автором КАК БЫ влияет “прессинг контекстов”, то есть перед вербализацией какого-либо суждения, особая инстанция в мозгу автора выдает огромное количество контекстов, уточняющих или опровергающих суждение и требующих реализации в речи (эту же природу имеет немотивированно большое количество информации в скобках, как, наверное, уже заметил читатель).

Таким образом, как-бы-невроз не излечивается обычными методами. Возможные пути решения проблемы автору подсказал тот же Жижек, своими рассуждениями о реализации свободы выбора в политике. Фактически, в конце 80-х - начале 90-х никто не спрашивал жителей государств Восточной Европы, какую власть они хотят выбирать. Им просто сообщили о том, что они сделали выбор (это как-бы-выбор в нашей терминологии). Тем не менее, кто-то совершенно-не-как-бы получил власть. Следовательно, любое постмодерное явление

А) половинчато;

Б) имеет точку, которая сама для себя не является КАК БЫ.

Эта половинчатость есть и в знаменитом рассуждении У. Эко о постмодернизме из заметок на полях к “Имени Розы” (о нем мы вам, возможно, расскажем в одном из следующих номеров газеты), и в речеповеденческой стратегии столь востребованной постмодерном фигуре юродивого. Следовательно, нужно преодолеть эту половинчатость и довести КАК БЫ до предела. Наиболее адекватным (оставаясь в рамках постмодернистского языка, другог, к сожалению, у нас просто нет) представляется обучение как-бы-невротика редубликации КАК БЫ в речи, то есть постановка этого модального оператора в поле действия самого оператора:

(4) Он как бы как бы сдал экзамен по морфологии

(5) Ему как бы как бы поставили “три”

(6) На филфаке как бы как бы появилась газета “Как бы”

Очевидно, что такое удвоение способствует целительной самокритике и самоиронии говорящего, а также дополнительным ментальным усилиям, которые требуются говорящему для осуществления этой редубликации в речи и которые заставляют его не забывать об ответственности за свое суждение. Эту терапию следует называть как-бы-как-бы-терапией.

Заметим, что подобные регрессии (деконструкция деконструкции, наблюдение за наблюдающим, цитата цитаты) являются вполне постмодернистскими жестами. Но такая редубликация позволяет изнутри вскрыть противоречия и указанную половинчатость постмодернизма. В противоположность традиционным методам (в духе мышления НА САМОМ ДЕЛЕ), показавшим свою несостоятельность, такая имманентная критика показывает, например, что провозглашаемая Деррида “отсрочка” - бесконечное убывание означаемого, не-присутствие присутствия - уже является последним абсолютным означаемым. Что и возвращает метафизику, которой пытается избежать французский мыслитель. В случае же с КАК БЫ такая как-бы-как-бы-терапия колеблет самоуверенность сомнения и заставляет какбиста если уж и не преодолеть его, то, во всяком случае, ежемоментно осознавать его неабсолютность и кажимость. И, возможно, в полном соответствии с Уорфом, изменение языка повлечет за собой изменение реальности...

Скорее всего, как-бы-как-бы-терапия вызовет к жизни новый, более утонченный невроз, который будет включать в себя саму эту терапию (что, конечно, отразится в языке). Но этот новый невроз будет динамичным (бесконечное порождение КАК БЫ), в отличие от нынешнего статичного (с онтологическим статусом сомнения). Так что и жить с ним будет интереснее.

С. Ермаков,
друг и соратник пана Зануды,
употребление КАК БЫ - среднее
(одно КАК БЫ на семь предложений)